Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]

Часть смерча, ставшая несокрушимой преградой на пути шара, плотнее оплелась вокруг него. Последний раз темную пелену пробился тусклый отблеск, и с громовым хлопком клубок света и теней сжался в точку и исчез без следа. Только тающий в ладони командора остаток нити напоминал обо всем, что произошло.

А когда последняя пылинка просочилась между пальцев старика, он увидел начало.

Тень осталась тенью. Невоплощенной. И ворвавшаяся в нее бездна так же стала лишь тенью возможного. Брешь в реальность закрылась, и все, что случилось, присоединилось к бесчисленному множеству таких же нереализованных теней.

Командор видел, как Вещунья прибыла на «Молох». Видел, как погибали ее друзья, видел ее отчаяние, видел, как растет угнездившийся в ее душе зародыш бездумной, бесконечно голодной силы. Видел ее падение в темноту, видел ее короткую и обреченную на поражение борьбу. Видел миг осознания Вещуньей истинной сути всего, что случилось — и миг триумфа этой силы. Видел, что она делала и хотела делать — потому что это был единственный способ ее существования.

И понимал, что отныне он никогда не сможет этого забыть.

Когда Фарбах открыл глаза снова, он увидел аварийно-красный, но зато обычный свет.

Он лежал на холодной палубе, одетый в свой повседневный мундир. Ни следа черной пыли, бесконечного поля обсидиана, исполинского смерча в центре — приподняв голову, он легко узнал мостик обычной «арки» Конфедерации. Пустой: никого из экипажа не было на своих местах. Не работали приборы, не горели индикаторы, ни единого звука не доносилось до командора. Было тихо — но впервые тишина была просто тишиной.

Приглядевшись, чуть внимательнее, понял, что эту «арку» он хорошо знает: «Молох». Но ведь…

— Командор Фарбах? — скрипучий холодный голос из-за спины заставил его оставить все лишние мысли и осторожно подняться: оружия-то Фарбах не обнаружил при себе. Сглотнув, он повернулся и твердо встретил взгляд развалившегося в кресле командира корабля высокого тэш’ша. Белыми пятнами на ткани мундира выделялись герб Клана и сложный, путаный узор. А Фарбах знал, кто в Империи имеет право носить такой узор.

— Тушд-руал Рилл-саррат, так? — очень хотелось пить, но вряд ли в ближайшем будущем стоит рассчитывать на такую роскошь. — Опять… опять ваши фокусы?

— Ничего не было фокусом или иллюзией, командор Фарбах, — Рилл-саррат говорил на лингвосе очень чисто, как для тэш’ша, почти без акцента: закрой глаза — и не сразу поймешь, что говорит не человек. — Это реальность. Вы, командор Фарбах, должны уже понимать разницу.

— Тень, — командор кивнул, сжимая кулаки. Очень уж хотелось броситься на этого тэш’ша, но прекрасно понимая, что ничего этим не добьется, старался сдерживать себя. — Твоя работа?

— Поднял ее, отделил крохотную часть, с помощью людей с этого корабля и ваших людей придал ей форму, — методично перечислил Рилл-саррат. — С отражения ушел только этот корабль, командор Фарбах. Ваша база и второй корабль остались на отражении, среди возможных вероятностей. Вы здесь — только потому, что я забрал вас из последнего боя.

— Последнего? — ухватился за заключительную фразу Фарбах. — Что ты несешь?

— Было семь боев, командор Фарбах, — все так же сухо и размеренно сказал тэш’ша. — Семь вариантов. Я должен отдать должное вашим людям и вам — только в трех случаях мне удалось победить вас и выжить. Во всех остальных — уничтожал вас, но и погибал при этом.

Фарбах почувствовал легкую дурноту при словах тушд-руала. Все это не укладывалось в голове, и слишком много всего на него свалилось.

— Ты не можешь такого сделать. Такого никто не может…

— Нереализованная реальность вне времени, командор Фарбах. Все, что в ней случилось — только вариант того, что могло быть. Можно идти вперед, можно идти назад — тень остается тенью.

— А Вещунья? Это ведь тоже твоих рук дело? — ярость и боль душила командора, горечь понесенных потерь — все вместе и по отдельности едва-едва позволяли сохранить хотя бы видимость контроля. — Ты показал мне это… зачем ты показал мне, как она погибла?

Гнев командора не произвел на тэш’ша ровным счетом никакого впечатления: полускрытый тенью от свисающего с потолка квадрата накладной панели, вывернутой со своего места, Рилл-саррат изучающе смотрел на человека.

— Случившееся с вашей… Вещуньей — случилось только раз. Была надежда, что кто-то сможет без подготовки, без защиты устоять. Знал, что надежда иллюзорна, но проверить должен был. Вмешивался редко, подправляя ход событий, так, что бы она осталась одна, лицом к лицу с бездной. Не знал заранее, кто именно окажется чувствителен к ее дыханию: мог быть каждый из отправленных вами в разведку. Оказалась та, кого зовете Вещуньей. Она не устояла. Эксперимент окончен.

— Значит это все — ради этого эксперимента, да? — Фарбах сам поразился тому хриплому карканью, в которое превратился его голос. Голос же Рилл-саррата по-прежнему оставался холодно-монотонным:

— Нет. Все ради вас.

— Нас? Или меня?

— Одно и тоже, командор Фарбах. Раньше, когда вопросы войны с вашей расой интересовали меня, очень внимательно следил за вами. Вы очень удачливы, командор Фарбах. Вы умудрились уйти живыми из таких ситуаций, когда все было против вас. Вам очень везло, командор Фарбах. И решил, что вы пригодитесь мне, хотя мог начать все раньше и без вас. Вам бы осталась безнадежная битва с моей са’джета. Вашему командованию не стоило недооценивать меня, командор Фарбах. И не стоит повторять этой ошибки вам.

— Ты не ответил на мой вопрос, — процедил командор, тем временем пытаясь придумать хоть какой-то выход. Но ничего не придумывалось, кроме как слушать «кота» дальше.

— Верно. Вы удачливы. И возможно, это останется с вами и вашими людьми, куда бы вы не пошли. В том, что мне предстоит… в том, что нам предстоит, удача, быть может, будет совсем не лишним звеном.

Командор недоверчиво уставился на громадную фигуру в кресле командира «Молоха», едва веря тому, что услышал:

— Ты… ты меня… ты нас за вшивый талисман на удачу держишь, кот?!!

Тэш’ша вдруг встал, одним плавным и мощным движением: что-то в нем было от вала морской воды, несущейся на берег.

— Вы, ваши, люди, экипаж моего корабля-лидера — все вместе станут частью бастиона, стоящего на пути неизбежного. Война — не имеет значения. Разность в расах — не имеет значение. Имеют значение только те жизни, которые нам удастся спасти. Мы пойдем туда, куда очень и очень давно не ходил никто, увидим, что до нас еще не видел никто, поймем, что должны понять, дабы сделать необходимое.